Традиции костюма кулачных бойцов

     Говоря о традиционном костюме тверского кулачного бойца, необходимо оговориться, что речь идет не о каком-то особом фасоне костюма, а скорее о моде в среде кулачных бойцов и о своеобразных способах ношения, в общем, обычной крестьянской одежды. Это отличная от прочих мода и манера ношения одежды особенно ярко проявлялась во время обрядовых действий кулачных бойцов, когда каждый элемент одежды становился своеобразным символом, посылающим совершенно конкретные и понятные всем участникам сообщения.

Некоторые элементы одежды наделены особой смысловой нагрузкой, что позволяет нам видеть в них некий прототип-предшественник данного элемента костюма, вероятно, более отчетливо связанный с транслируемой символикой. Один из самых значимых элементов костюма - кафтан, шуга, пинжак (пиджак).

Пиджак со спущенным правым рукавом носили на боевые праздники, так дрались. Открытая правая рука становилась более подвижной, левый рукав хорошо защищал запястье и предплечье от ножевых ран "... Рукав на руку накрутишь, та еще там задник, ножом уже не порезать; даже просто рукав рубахи и то - не прорезать... ". " С руки- с правой рукав, чего там сверху есть у тебя, лучше снять , тогда бить ей свободнее - лучше." Проходя по деревне в таком виде, парень объявлял о своем намерении вступить в противоборство " ...дак уж видишь, конечно, рас он идет такой расфуфыренный дак это драться, кудаж еще-то ", иногда так одевались призывники, на проводах - это считалось признаком удали и молодечества. Любой другой способ ношения, наброшенного на плечи пинжака - кафтана - шуги изменял значение послания.

Пинжак, взятый за ворот и переброшенный через одно плечо, сообщал о желании не участвовать в событиях либо решении уйти с праздника. Такого обычно не задирали, уважая его права. Если пиджак набрасывался на оба плеча, а руки в рукава не просовывались, то его хозяин вполне мог рассчитывать на драку, так как это было объявлением презрения к опасности, которое мог проверить любой кулачник " Набросишь так и идешь, все видят, что я ни кого не боюсь. "

Если парень набрасывал свой пинжак на плечи девушке, то она считалась занятой. Ее можно было "отбить", т.е. кулаками доказать сопернику свое право, но только в ее отсутствии. Пока пинжак на плечах, права парня неоспоримы. Эта этикетная норма очень близка казачьему обычаю: желая объявить девушку своей женой, казак при всех накрывал ее полой кафтана, это считалось законным объявлением брака " ... В это время желающий взять разведенную подходил к ней, покрывал ее полою своего казакина, и брак этим знаком прикрытия был совершен. Форма прикрытия полою, говорит известный донской историк Сухоруков, считалась самою важною и как бы снимала бесчестие развода." Смысл этого жеста близок выражению "взять под свое крыло", "быть под покровом", "под защитой".

Верхняя одежда действительно часто играла роль щита, например: существовали приемы отбива атакующей руки противника при помощи натянутого ворота, отражение брошенного ножа полой кафтана, отбивание ножевого удара замотанным в пинжак предплечьем. Защита "покровом" верхней одежды, на наш взгляд, помимо практических целей имела и мифологическую мотивацию.

Традиция мужских артелей - это несколько видоизменившаяся культура родовых боевых групп, которые складываются еще в период присваивающего хозяйства и позднее, при переходе к хозяйству производящему, консервирует многие культовые обычаи охотников промысловиков и вольных повольничьих боевых (например, ушкуйных) дружин. Новгородские былины сохранили описание многих черт артельного уклада в быту, в ритуале, в способах боя (пр. " Василий Буслаев ", "Костя Новоторжанин и атаманы".

Формы родового и кланового тотемизма ярко выражены в мужских боевых группах, в виде симпатии к какому-либо боевому зверю, являющемуся эмблемой дружины, ее эталоном в охоте и сражении. (Буй-тур Всеволод, Сокол-Рюрик, Пардус-Святослав, Иван - Быкович, оборотень-Вольга, богатырь Буй-волк, Волк-Медный лоб, богатырь Валигора - вскормлен львицею, Вырвидуб - волчицею.).

Новопосвященный в боевую артель, пройдя испытания, должен был получать символы принадлежности к группе, которыми обычно являлись эмблемы тотемного животного.

В сказках "медвежье ушко"и "три царства" - это ухо, в некоторых охотничьих артелях бывалые охотники носят волчий зуб как залог удачи. В погребениях эпохи бронзы - Фатьяновской археологической культуры (древних северных индоевропейцев, составлявших единую культурно-историческую общность, занимавших во 2-м тысячелетии почти всю центральную лесную зону России) обнаруживают подвески из волчьих и медвежьих клыков, общество носило, подчеркнуто военизированный характер, покойников погребали в камерах, завернув в шкуру. Аналогичные подвески из зубов зверей находят в славянских погребениях раннего средневековья, но чаще всего символ зверя - шкура, накидка или верхняя одежда подбитая мехом, заменяющая настоящую шкуру.

Воины в шкуре волка, медведя, льва, тигра - излюбленные персонажи богатырской мифологии. Традиция ряжения зверем достаточно цельно сохранилась в святочной и масленичной обрядности. В с. Сельцо Удомельского р-на Тверской области на святки "чудили" в волчьих и лисьих шкурах, набросив их на плечи, подвязав морду на шапке, пропустив переброшенные через плечи лапы, под кушак. Раскрашивали лица. Там же, в Помостье, в ныне несуществующей деревне Росстанье, "чудили" в медвежьих шкурах, в Озерах двое одевались в одну выделанную медвежью шкуру, а в деревне Городищи надевали выделанную медвежью голову

Повсеместно была распространена имитация волчьей или медвежьей шкуры - вывернутой шубой. В таких случаях овчина являлась символом волчьего или медвежьего меха.

Нередко "медвежья шкура" - из соломы, а волк, - просто наброшенный на голову пиджак. При такой свободной замене реальной звериной шкуры - условной или чем-либо понимаемым как шкура, сохранилось представление о защите бойца тотемным животным, в которое он оборачивается во время боя или ритуального танца.

В древности отношения тотема и человека были обусловлены взаимными обязательствами, на которых зиждется тотемизм: тотем обязан помогать человеку, защищать его, раскрывать секреты охоты и боя, в свою очередь, человек не охотится на такое животное, либо, убивая, не оскверняет его шкуру бытовым использованием, подкармливает своего зверя. Боевые танцы с пиджаком - "буза", "веселый", "под-драку" - живой отголосок древнего охотничье-воинского танца, со шкурой-символом любимого зверя-союзника. По выражению А. М. Мехнецова, данный разряд танцев относится к обряду "приуготовления" и служит для включения человека в реальность экстремальной ситуации.

Можно без натяжек назвать такой пляс "военным танцем", после которого в древности, по логике обряда, должны были начинаться военные действия против соседей. В подобном случае танец являлся еще и объявлением войны.

Необходимым элементом консолидации артели через боевой пляс является образ боевого зверя, не случайны названия танцевальных коленцев: волчок, соколик, петух, горбатый - медведь.

Характерный символ принадлежности к дружине, имеющей эмблемой боевого зверя, - шкура в руках пляшущего. Этот знак посвящения настолько важен, что он переживает реальные шкуры в обрядах, заменяясь на символ шкуры тотемного зверя - кафтан, пинжак, шугу.

Боец размахивает пинжаком вокруг себя, бьет им о землю, рычит и, в конце концов, набрасывает его себе на голову и спину, моделируя оборачивание в боевого зверя. Таким образом, особая символика ношения верхней одежды, сложившаяся в древних промыслово-охотничьих артелях и воинских дружинах, вероятнее всего, выполняла совершенно определенную сигнальную функцию во время ритуала, войны и охоты.

Близка, а иногда и нераздельна с мифологией "накидки" символика мужского головного убора- шапки, колпака, шлема.

Обнажение головы (это касается как шлема, так и шапки) - акт открытости, почтения, засвидетельствование своей подчиненности кому-либо или чему-либо, например, важности ритуального момента. Мы снова сталкиваемся с символикой покрова и обнажения. Человек с покрытой головой - ровня собеседнику, он как бы загорожен от него и самодостаточен. Встречаясь, мы выражаем, друг другу расположение, обнажая голову, причем младший по возрасту или должности делает это первым.

Особенно ярко выражена символика защиты головным убором в воинской среде. Видимо, это произошло под влиянием реальной защитной функции шлема, наплешника, каски и т. д. Нельзя исключать так же и буквальные защитные свойства одежды: т. е. от дождя, холода, солнечного удара.

Необходимо особо отметить, что любой вид головного покрова всегда очень символичен. У женщин он декларирует возраст и социальное положение, у мужчин - возраст, социальное положение, должность в армии или боевой дружине. Он может также соответствовать воинскому званию, обозначать принадлежность к тому или иному роду войск, своей или чужой боевой группе, армии.

Помимо всего выше описанного в культуре боевой артели, также как в современной неуставной армейской традиции, расположение шапки или фуражки на голове могло выражать внутренний мир хозяина, его намерения.

Шапка, надетая ровно на середину головы без наклона означала ровное, взвешенное настроение хозяина. Так ее надевали, когда намеревались общаться с государственными чиновниками, фотографироваться всей семьей или чтобы произвести впечатление серьезного человека. Кепка или шапка, надвинутая на глаза, во время боевого обряда объявляла всем о слишком нервном настроении ее обладателя и о нежелании участвовать в общих забавах - "не суйся, - можешь получить нож". Тот же головной убор, сдвинутый на затылок, означал желание бойца подраться. Любой был вправе вызвать его "на задор". Такое ношение шапок обычно сопутствовало времени обрядового прохода ("по-деревне"), когда артельщики шли на место традиционных состязаний, называемое "пятачок", "кресты", на горку или на мост. На самом месте боев такой способ ношения шапки уже служил непосредственным неречевым вызовом на бой, после сражения кепка оставалась сдвинутой на затылок, вплоть до возвращения в деревню.

В современной армейской неуставной культуре фуражку на затылке носят "дембеля", демонстрируя свое превосходство над "молодыми". В случае если молодой попробует так надеть фуражку, то он вынужден будет кулаками отстаивать это право перед старослужащими, что практически невозможно до прохождения всех положенных неуставной культурой инициаций - "переводов".

Исходным мотивом такого обычая могла служить традиция ритуального обнажения перед боем, о чем речь пойдет ниже. Наряду "с шапкой на затылке" существовал обычай ношения "набекрень", при этом головной убор сдвигался к уху на правую или левую сторону головы. В былинах и сказках мы часто встречаем героя, у которого "шубка накинута на одно плечо, а шапочка на одно ушко...".

В русской армии ХIХ века кавалерийский устав предписывал носить фуражку сдвинутой набок, чтобы она не мешала при воображаемом взмахе саблей. Можно допустить, что такой способ ношения шапки был воспринят боевой артелью из кавалерии в ХIХ веке, однако эпические портреты богатырей заставляют нас думать о некоей древней воинской традиции ношения головного убора, которая могла появиться как следствие приспособления к условиям конной рубки, но, скорее всего, была символом бойца-рубаки, оторвавшись от фехтовальной и чисто кавалерийской культуры, она стала атрибутом бойца вообще и кулачного бойца в частности.

В культуре боевых артелей человек, носящий таким образом картуз или кепку, воспринимался всеми как озорник и забияка. "...Сразу видно мазурик - шапку вон заломил ...".

Такой способ ношения близок предыдущему. Иногда шапку носили, одновременно сдвинув ее и на затылок, и на бок, в этом положении транслируемая символика обоих способов сливалась.

К древней архетипической традиции относится, по всей видимости, обычай бросания шапки на землю. Вот как поется об этом в ритуальной припевке "под-драку":

     Утаман снял серу шапку,

     На дорогу положил.

     Вынул ножик из кармана

     И сказал: "Не побежим!"

В боевой артели шапка, брошенная на землю являлась клятвенным жестом "умереть, но не отступить", не выходить из сражения до конца. Очень близкий по смыслу ритуальный жест мы встречаем в обычаях донских казаков: "Инициатором похода мог стать любой казак. Для этого он выходил на площадь казачьего селения, снимал шапку, кидал ее на землю и сообщал обступившим его товарищам о своих намерениях. Те, кто хотел участвовать в замышлявшемся походе, бросали свои шапки рядом с шапкой оратора и становились около него. Так набирались внушительные партии отважных "гулебщиков"".

Шапка воина, выражавшая его статус и символизировавшая его принадлежность к сословию бойцов, в обрядовой ситуации могла замещать человека, представляя его в формируемом отряде. Видимо, в связи с этим ритуальный действием сложилась поговорка "шапками закидаем", что, вероятно, означало "нас собирается на бой очень много, у нас явно численное преимущество".

Могло это также означать ритуальное обнажение перед боем, аналогичное обнажению торса.

До двадцатых годов ХХ века в деревнях мужики носили косоворотки-"косухи" причем, во многих районах области встречался весьма архаичный, средневековый крой косоворотки - "голошейка". Ее особенность состояла в том, что ворота-стойки не было. Вместо него - косой вырез, застегивающийся на груди у левого плеча. Подол рубахи был достаточно длинный, чуть не до колена.

В древних новгородских традициях было принято выделять воинскую, боярскую знать золотыми поясами. Позднее этот обычай фиксируется в среде новгородской знати - у окупечившихся бояр.

В дохристианской Залесской Руси было принято украшать пояс различными привесками, по которым можно было узнать "родову" мужчины, его религиозные предпочтения, род занятий. По поясу воина можно было судить о его заслугах.

Весьма вероятно, что пояс как один из древнейших видов одежды, сохранил наиболее архаичные черты племенной ритуальной символики. Не случайно в боевой артели, этой наследнице вольных боевых дружин, сохранились такие устойчивые функции пояса, как отображение знаков заслуг.

Порты кулачного бойца были обычного традиционного кроя (позднее их вытесняют брюки), но с несколько более широкими порчинами, вероятно, из-за необходимости свободно двигаться в бою. Весьма характерной чертой был напуск на сапоги "пузыри" Изначально это было вызвано практическим расчетом: "Парчины нужно так напустить, чтоб ножика в сапоге не видать было" Единообразия в типах обуви не было, однако нами замечено, что сапоги являются более предпочтительным, "фасонистым" видом обуви. Голенища всегда сминают в "гармошку", иногда даже заглаживая складки утюгом. Еще один способ изготовления "гармошки": стягивали веревочкой, один конец прикрепляли к голенищу, а другой просовывали под стопу ноги. Через некоторое время веревку можно было вынимать. Помимо чисто эстетического назначения "гармошка" предохраняла, очень уязвимую в драке, надкостницу голени от удара противника, являлась своеобразным протектором.

В Тверской губернии предпочитали сапоги "щучки", которые заказывались у промышляющих проезжих сапожников. Описывают их так: короткие сапожки с аккуратным несколько заостренным носком, на маленьком каблуке, с широким голенищем, шились из мягкой телячьей кожи. Людей, не имевших сапоги, дразнили. За пристрастие мужиков к обмоткам целое село обзывали "белоножками" (С. Кушалино Рамешковского р-на).

Взрослые мужчины, входившие в артель, носили особую стрижку: "под-челку", "под - полечку ", "под-чуб"; названия варьировались, но модель оставалась единой: волосы на висках и затылке коротко подстригаются или сбриваются вовсе, оставшиеся пряди от макушки до лба образуют своеобразную треугольную косицу - "чуб".

В традициях Верхнего Помостья - в первые "подстрижины" мальчика стричь "под-челку", и эту стрижку он носил до старости. ( С. Сельцо.) В Рамешковском р-не (с. Ведное) такую стрижку имели право носить только после 17-18 лет, по зачислению во взрослую партию, младшие стриглись "под-ерша", а дети - наголо.

Отправляясь на драку "челку" зачесывали "на левый глаз", начесывали на лоб, на глаза иногда назад. В словаре В. И. Даля даются такие значение слова" чёлка "- (ж. стар. знамя, значке, хоругвь, кисть, бунчук на стяге, твр. перед кокошника ), "чуб"- ( чупрунный шест, стар. шест с флагом или со знаком).

По нашему мнению большинство значений этих слов выражают сигнальный, знаковый смысл предмета, вероятно подобную - сигнальную функцию выполняла челка и в культуре боевой артели. Представления о том, что волосы и стрижка находятся в какой-то взаимосвязи с характером и судьбой человека широко распространены на севере Тверской области. Например, человек с двумя вьюрами (макушками) - человек счастливый, по количеству косичек (прядок) у первенца судят о том какой пол будет у следующего ребенка. Если у мальчика на макушке " петух" или "вихры", то он драчун и задира. В связи с этим отождествлением "вихров" на макушке с петушиным гребнем хочется упомянуть обычай кормления мальчиков вареными в супе петушиными сердцами и гребешками "...чтоб смелым был...". В русских поговорках мы обнаруживаем некоторое противопоставление мужского чуба и женской косы, причем чуб выступает в качестве характерного, типологического признака мужчины, под ним подразумевается ум, а коса - такой же особенный признак женщины: "Коса густая (у бабы), а чуба (ума) нет!". Две поговорки из того же словаря, " Бары дерутся, а у холопов чубы болят.", " Афицер молодой, а на нем чуб золотой." дают нам возможность предполагать, что чуб в качестве мужского атрибута использовался и у крестьян северо-западной Руси, и у казаков, и у дворян, т.е. в разных сословиях. Обращает на себя внимание, так же эпитет "чуб золотой", вероятно не случайно выделенный поговоркой, аналогичным "царским" качеством "золотой", народное поэтическое сознание наделяет, разве что, руки и голову (золотые руки, золотая голова).

Трактовка ритуального жеста "зачесывания" челки-чуба требует большего накопления материала и тщательного анализа культуры кулачных бойцов. Однако уже сейчас видна его сигнально-опознавательная функция и очевидная архаика. Необходим сравнительный анализ аналогичных культур "подстрижин" донцов и запорожцев, а так же древнего домашнего обряда древних индоевропейцев "чудакарна".

Имелся обычай ношения серьги в левом ухе утаманами, но этот обычай практически исчез уже к 20-м годам ХХ века, и употребляется очень редко.

Рассматривая традиции ритуального ношения одежды артельщиками боевых партий Тверского Верхневолжья, мы отмечаем, что большая часть из них продиктована спецификой жизненного уклада кулачных бойцов. Одежда призвана защищать в бою, предохранять от увечья, не стеснять движений. Однако многое в ритуальном отношении к элементам одежды, специфическое поведение в обряде, обращает наше внимание на архаичные черты, связывающие ритуально-нормативную практику боевой артели с древней воинской мифологией восточных славян.

по материалам сайта buza.ru